2. Базовые факторы декапитализации
В классическом произведении Д. Белла "Грядущее постиндустриальное общество" используется так называемый осевой метод характеристики соотношения формационных и общецивилизационных основ развития. "Понятия феодализма, капитализма и социализма, -- пишет американский ученый, -- представляют собой ряд концептуальных схем, построенных вдоль оси, в качестве которой приняты отношения собственности". В свою очередь, общецивилизационные трансформации, которые считаются системно определяющими (им принадлежит лидирующая функция), реализуются, по определению Д. Белла, на другой основе. Они размещаются вдоль оси, в качестве которой приняты коммуникационные связи, производство знаний и информации, используемые как инструмент свободы и свободного развития человека. Применяя эту методологическую матрицу, выделим наиболее значимые факторы декапитализации.
Первое. Мы исходим, естественно, из того, что определяющими среди соответствующих факторов являются изменения под воздействием постиндустриальных преобразований в отношениях собственности. Речь идет о процессах, хорошо известных. Они корреспондируют с изменениями доминирующей формы продуцируемого богатства: у аграрной цивилизации такой доминантой является земля, у индустриальной -- материализованный в воспроизводимых средствах производства и финансовых активах капитал, у постиндустриальной -- знания и информация. Э. Тоффлер и X. Тоффлер оценивают знания и информацию как "революционное богатство", "авангардное богатство третьей волны", богатство, означающее всеохватывающее изменение экономики в целом. "Зарождающуюся новую систему богатства, -- отмечают американские ученые, -- нельзя понимать в границах традиционной экономики".
Используя в своих исследованиях эти, в настоящее время общепризнанные, положения, мы не всегда учитываем, что речь идет об определениях, которые связываются прежде всего с изменениями статуса человека -- преодолевается его отчуждение. Знания и информация как главный производственный ресурс и основная форма богатства постиндустриальной экономики не отчуждаются от своего непосредственного носителя. Благодаря этому создаются предпосылки прямого соединения рабочей силы и средств производства, а следовательно, -- непосредственной реализации индивидуальной (личной) собственности человека на производительную силу своего труда. Не частная собственность на материальные средства производства, а индивидуальная собственность личности, являющейся непосредственным носителем знаний и информации, становится функционально доминирующей в постиндустриальной экономике. Мы часто употребляем понятие "экономика знаний", не акцентируя на том, что речь идет о постиндустриальной экономике, в которой доминирующими являются отношения не частной, а индивидуальной собственности. С этим связан и другой признак экономики знаний -- доминантность творческого труда, приобретающая аутентичную определенность лишь на базе реализации отношений индивидуальной собственности, преодоления отчуждения человека.
На этой основе корректируется и социальная структура общества, в которой ведущую роль начинает играть творческий класс -- knowledge workers (непосредственные собственники интеллектуального капитала). Доминантность не класса частных собственников, а творческого класса -- это еще одно из принципиальных отличий постиндустриального общества от общества классического капитализма. Уровень знаний, а не собственность становится определяющим фактором статуса человека рождающегося общества. Творческий класс, подчеркивает П. Друкер, непосредственно владеет средствами производства, которыми являются знания. На этом акцентирует внимание и Нобелевский лауреат П. Кругман: "Собственность больше не является определяющей основой элитного статуса человека". Таким образом, один из важнейших критериев капиталистического развития -- критерий частной собственности -- подвергается настолько глубоким качественным преобразованиям, что, в конце концов, теряет способность выполнять свою основную формационно-творческую функцию. Эта функция собственности, на основе которой сложились социально-классовые и распределительно-рыночные отношения, властные и управленческие структуры капиталистического общества, самоотрицается. Следует обратить внимание также на конструктивную логику рассматриваемых процессов. Частная собственность самоотрицается не по Марксовому принципу -- "экспроприаторов экспроприируют", а по противоположной шумпетеровской логике -- "достижения частной собственности делают ее излишней".
Целесообразно рассмотреть еще одну методологическую проблему. Хорошо известно, что сущностные характеристики частной собственности непосредственно корреспондируют с редкостностью ресурсов и, соответственно, их ограниченностью. Рыночные отношения, как и вся система отношений капитализма, имеют ту же основу. Принципы глобального капитализма также формируются с учетом редкостности ресурсов. Превращение знаний, информации, идей, символических образов в доминантный объект собственности не просто корректирует, но и радикально меняет ситуацию -- эти компоненты собственности можно воспроизводить бесконечно; они могут использоваться в самых отдаленных местах одновременно. По образному высказыванию Т. Джефферсона, при передаче идеи крепнут: когда я зажигаю свечу от вашей, становится светлее.
Как результат выделяется еще один важный признак доминирующего объекта собственности постиндустриального общества. Имеется в виду превращение знаний не только в непосредственный объект индивидуальной собственности, но и в то же время в духовную собственность всего общества. Собственность как инструмент экономических отношений постиндустриального общества социализируется, становится собственностью не только моего Я, но и всех Нас. На этой основе социализируется и капитализм. Суть проблемы, пишет по этому поводу Э. Тоффлер, заключается как раз в том, что "наиболее значимая форма собственности в настоящее время неощутима. Она нематериальна, символична. Это -- знания. Они могут быть использованы многими людьми одновременно для создания благосостояния и для производства нового знания. В отличие от фабрик и полей знания, по существу, неисчерпаемы. Ни социалистические режимы, ни социалисты вообще еще не осознали этого действительно революционного факта".
Второе. Историческая ограниченность капитализма обнаруживает себя не только в трансформациях отношений частной собственности, но и в растущих противоречиях накопления капитала. Обычно капитализм идентифицируется не только с частной собственностью, но и с накоплением капитала. Экономическая экспансия, стремление к безграничному расширению, готовность во имя этого к перманентным модификациям органично связаны с накоплением капитала, с тем, что составляет основу основ капитализма, определяет его системообразующую целевую функцию, глобально-иерархическую определенность, миросистемную специфику.
Необходимо учитывать имеющиеся границы накопления капитала. Они связаны с ограничениями национального рынка. Только на ранних этапах развития основным источником накопления капитала была урбанизация сельского населения, его втягивание в промышленную орбиту, "конвертация" в лишенную средств производства рабочую силу. Однако в экономике как константа действует закон тенденции нормы прибыли к снижению, который, по сути, определяет экономические границы капитализма. Не следует думать, что обоснование К. Марксом этого закона -- выдумка революционного марксизма. В учебнике "Economics" П. Самуэльсона закон убывающей прибыльности назван первым законом рыночной экономики.
Поэтому интернационализация процессов накопления капитала -- это для капитализма далеко не "благотворительная акция". Это даже не инструмент саморазвития, это инструмент самовыживания. Именно с таких позиций мы должны оценивать миросистемную специфику капитализма: его глобальность -- это способ самоутверждения. По имеющимся определениям, капитализм может быть лишь глобальным, функционирование его в пределах лишь одного, отдельно взятого государства -- утопия.
Как оценивать эту ситуацию?
Безусловно, в ней имеется положительное начало. Оно связано с конструктивной функцией интернационализации прежде всего экономических отношений, интеграцией в систему соответствующих связей экономик, отставших в своем развитии. Однако существуют и объективные пределы этого позитива. Капитализм не может быть капитализмом для всех; по своим сущностным определениям это всегда иерархическая структура экономики. Капитализм не может реализовать свои ценности на уровне сугубо горизонтальных отношений. Капитализм -- всегда империализм. По определению Э. Тоффлера, империализм -- это связанный с накоплением капитала базовый признак капитализма. В этом контексте дифференциация миросистемы на "центр" и "периферию" -- это опять-таки объективная основа глобального капитализма, это не то, что капитализм, оставаясь самим собой, может преодолеть, наоборот -- это та реальность, на основе которой формируются его базовые функциональные механизмы, вся система его институциональных регуляторов, политических и мировоззренческих преференций.
Речь идет не просто о системе сосуществования "сцепленных друг с другом" разных способов производства, не об органическом сочетании цивилизационного "центра" и разветвленной "периферии", а о соответствующей специализации и разделении труда между ними. Нынешний "центр" сформировался при участии ресурсной базы (в ее широком понимании) "периферии" и без ее дальнейшего использования обеспечить перманентность процесса накопления капитала, а на этой основе -- самодостаточность собственного развития не мог раньше, не может и теперь. По моему мнению, этот принципиальный вывод следует рассматривать как одно из сущностных определений современной миросистемы. Как в свое время метрополия не могла существовать без колониальных владений, так и современный цивилизационный "центр" невозможен без "периферии".
Последствия соответствующего "разделения труда" и "специализации" хорошо известны. Связанные с растущей глобальной стратификацией, угрозы "масштабной катастрофы" для современной миросистемы становятся все более очевидными и в наши дни. Кризис 2008--2009 гг. сигнализирует нам об этих реалиях. Несмотря на то, что его эпицентром были страны "цивилизационного центра" (прежде всего США и Великобритания), сценарий оказался "традиционным" -- основное бремя кризиса переносится на страны "периферии". Так было и в период мирового финансового кризиса 1997--1998 гг., такие же результаты имеем и в настоящее время. Как писал Ф. Бродель, "бедные страны остаются бедными из-за того, что они бедные", и наоборот "богатые -- потому, что они уже богаты". Кризис -- "новая раздача карт, но с выгодой для самых сильных". Этот принцип даст себя знать в полной мере и сегодня.
Таковы объективные, жесткие и далеко не всегда прогнозируемые реалии современного мира, с которыми нельзя не считаться. Плоды глобального неравенства превратились в центральную проблему XXI в. Созданный на основах капиталистической иерархии мир, как и раньше, признает лишь сильных, уважает тех, кто способен к самоутверждению, в состоянии защищать собственную свободу и национальные ценности. Ограниченности капитализма, его непреодолимые противоречия с целями постиндустриального развития необходимо оценивать и в контексте указанных реалий.
Третье. Современная эпоха освещает с возрастающей остротой еще одну чрезвычайно противоречивую сторону действующей системы капитализма. Речь идет, как подчеркивал Ф. Бродель, о противоречии "европейской матрицы капитализма", на основе которой создается глобальный капитализм. Выше отмечалось, что генетическое ядро капитализма сформировалось на базе индустриализма. Однако этот тезис не может восприниматься прямолинейно. "Европейская матрица капитализма" -- это не только индустриализм; это индустриализм, имплементированный, по определению М. Вебера, в систему общественных отношений на базе протестантской этики и аскетического рационализма, принципов индивидуализма, в конце концов - на базе логики Великого Модерна. На этих основах в течение нескольких веков осуществлялась и глобализация капитализма.
Симптоматично в этом то, что на противоречиях соответствующего процесса акцентировал внимание и сам М. Вебер. Вступительная часть его книги "Протестантская этика и дух капитализма" посвящена обоснованию специфичности европейского рационализма, тезиса, согласно которому сформированная на его основе модель капитализма нигде не может сложиться, кроме Запада.
Такие же идеи обосновывает и Ф. Фукуяма. "Ни одна из исследованных традиционных культур, -- отмечает именитый ученый, -- ни японская, ни китайская, ни корейская, ни любая из авторитарных католических культур ранней Европы -- не были способны воспроизвести современный капиталистический экономический порядок". Это касается, прежде всего, таких стран, как Китай, Япония, Корея и Индия, где, как полагает Ф. Фукуяма, "традиционные культуры в своих основных аспектах враждебны экономической современности". Имеется в виду то, что модель глобального капиталистического развития -- это не результат внутреннего саморазвития. Соответствующая модель была привнесена в эти страны извне, как "следствие контактов с Западом". "Конфронтация с технологической и социальной мощью Запада заставила эти общества расстаться со многими ключевыми элементами своих традиционных культур".
Понятно, что от "унификации" на указанных (евроцентристских) основах незападные страны будут иметь лишь потери. Речь идет о крайне значимом - о "вмонтировании, -- как отмечает Ф. Фукуяма, -- в собственную культурную систему, западных представлений о рационализме", которое способствовало логическому прогрессу. Однако и в эту позицию следует внести принципиальные уточнения. Одно дело, когда речь идет о взаимообогащении разных культур на принципах доверия, но другое -- когда имеет место одновекторная унификация, по логике силового ориентализма, вынужденной "догоняющей модернизации".
Такая "модернизация", по отдельным направлениям, может быть успешной. Но насколько фундаментальными могут быть эти успехи? Насколько они адекватны имманентным ценностям отдельных народов и с каких позиций их оценивать? Острота наших сегодняшних проблем заключается и в этом. Когда мы акцентируем внимание на нынешней доминантности Возрождения Востока (как и на последних событиях в Северной Африке и на Ближнем Востоке), то каждому понятно, что проблема адекватности исторических достижений его духовной культуры и действующей системы экономического обустройства общества приобретает первостепенное значение. Возрастающие коллизии построенной на основах глобального капитализма современной миросистемы необходимо обязательно оценивать и в контексте указанных обоснований.
Сложные и противоречивые процессы декапитализации глобального развития не ограничиваются лишь указанными трансформациями. По большому счету, они касаются буквально каждой клеточки капитализма, не только его национальных, но и интернациональных определений, тех, которые проявляют себя во всей полноте, и тех, которые лишь зарождаются. Необходимо учитывать и то, что в странах "цивилизационного (постиндустриального) центра" признаки декапитализации на порядок более очевидны, чем в странах периферийной зоны, которые лишь осваивают азы капитализации. Вся обойма противоречий этих стран заключается в том, что они осваивают функциональные механизмы общества, которое, на чем мы постоянно акцентируем внимание, уже сходит с исторической арены и от которого в странах "центра" уже фактически мало что осталось. Когда говорят, что "капитализм стал в настоящее время транснациональным и глобальным" (М. Кастельс), то обычно забывают учитывать именно эту "мелочь" -- то, что функциональное ядро этой транснациональной системы капитализма уже в большой мере изменило свои сущностные определения, стало посткапиталистическим.
У поставленной проблемы имеется, наконец, еще один аспект. Говоря о "выходе из капитализма", мы обязательно должны хотя бы краем глаза "заглянуть" за его двери. Куда мы должны "выходить"? А может, и не нужно этого делать вообще, возможно, лучше попробовать вернуться назад, возродить (каким-то образом) то, что, в конце концов, обеспечивало прогресс человечества в последние века? Мы должны ответить на эти вопросы. Наука обязана одновременно решать двойную задачу: отрицать и утверждать. Отрицая капитализм, мы не имеем права уклоняться от ответа на вопрос: "А что после него?".