Основной экономический закон реального социализма

Самым фантастическим утверждением в официальной «Политэкономии социализма» может по праву считаться сформулированный Сталиным «основной экономический закон социализма». Он состоит якобы в «обеспечении максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и усовершенствования социалистического производства на базе высшей техники»²¹.

Тут не подойдет снисходительная оценка: «Если и неверно, то хорошо придумано». И придумано-то плохо! Несмотря на старательное ограничение номенклатурой контактов между странами, от людей не удалось скрыть: именно там, где победил реальный социализм, удовлетворение потребностей населения зримо падает. И чем радикальнее победа, тем глубже падение. Что-что, но уж никак не удовлетворение потребностей членов общества является основой экономики реального социализма.

Что же в таком случае? Попробуем оттолкнуться от основного экономического закона современного капитализма. Он формулируется в сталинской политэкономии как «обеспечение максимальной капиталистической прибыли путем эксплуатации, разорения и обнищания большинства населения данной страны, путем закабаления и систематического ограбления народов других стран, особенно отсталых стран, наконец, путем войн и милитаризации народного хозяйства, используемых для обеспечения наивысших прибылей»²². Дело западного читателя определить, в какой мере подходят эти суровые слова к положению в его стране: происходит ли обнищание большинства населения в ФРГ, закабаляет ли Австрия народы других стран, и ведет ли Швейцария войны для обеспечения наивысших прибылей.

Определение вызывает ассоциации не с современными капиталистическими, а с государствами реального социализма. Может быть, получение максимальной прибыли является главной задачей класса номенклатуры? Нет, не является: в противном случае результат хозяйственной политики был бы иным. Не подлежащее сомнению крайнее пристрастие капиталистов к прибыли ведет к тому, что они в изобилии производят потребительские товары не потому, что заботятся о населении, а потому, что прибыль они могут получить, только продав свои товары. Это и заставляет капиталистов живо интересоваться запросами потребителей. В результате, при развитом капитализме возникает то, что принято именовать «обществом потребления»: рынок перенасыщается потребительскими товарами, и проблемой капиталистической экономики становятся кризисы перепроизводства.

Ничего даже отдаленно похожего на все это при реальном социализме нет. Значит, в условиях реального социализма не действует основной экономический закон современного капиталистического общества — погоня за максимальной прибылью.

Больше того. Производство при реальном социализме весьма наглядно отличается от капиталистического, в частности тем, что спокойно допускает не только нерентабельность, но и прямую убыточность цехов, предприятий и даже целых отраслей — явление, невозможное при капитализме.

В каких случаях так бывает? Иными словами: что важнее в экономической деятельности для класса номенклатуры чем максимальная прибыль? Бывает так в тех случаях, когда это нужно для укрепления мощи режима номенклатуры. В жертву этому хладнокровно приносится рентабельность производства. Здесь мы, очевидно, и подходим к подлинному основному экономическому закону реального социализма.

В самом деле: какова главная экономическая цель номенклатуры?

Джилас утверждает, будто новый класс — фанатик индустриализации и, нужно это ему или нет, всеми средствами ее осуществляет. Мнению о мистическом преклонении нового класса перед индустриальным производством вторят Куронь и Модзелевский, приписывая «центральной политической бюрократии» цель производства ради производства²³.

Все это неубедительно. Ведь номенклатура отнюдь не рвется производить товары народного потребления или строить без разбора промышленные предприятия. Ношенклатурщики — фанатики власти, а не индустриализации и даже не прибыли. Поэтому и в экономике свою главную задачу они видят во всемерном упрочении и расширении своей власти. Соответственно они стремятся производить то, что нужно для этой цели.

Производство вооружений, военной и полицейской техники, строительство правительственных и военных объектов — все это не случайно, а вполне закономерно поднято при реальном социализме на особую высоту и резко отделено от остального производства, рассматриваемого как второстепенное. Существование военно-промышленного комплекса в странах реального социализма и особенно в СССР намного ощутимее, чем на Западе, где оно, с точки зрения советского человека, находится в зачаточной стадии.

Как можно сформулировать основной экономический закон реального социализма?

Сделаем это с оговоркой. Уверенность Сталина в том, что у каждой формации есть свой основной экономический закон, порождена типичным для Сталина и его последователей иерархическим мышлением: раз есть формация, значит, среди ее закономерностей должен быть главный закон, задающий тон всем остальным. Подобное мышление имеет мало общего с наукой. Но сформулировать цель, которую преследует господствующий класс данной формации в своей экономической политике, — вполне научная задача, и с иерархическим мышлением номенклатурной бюрократии она не связана.

В этом смысле основной экономический закон реального социализма состоит в стремлении господствующего класса номенклатуры обеспечить экономическими средствами максимальное укрепление и расширение своей власти. Не некий неразборчивый фанатизм и уж, конечно, не благородное стремление удовлетворить потребности трудящихся, а это, и только это, составляет цель и основу всей экономической деятельности класса номенклатуры.

У населения же Советского Союза цель совсем другая — простая и понятная: производство для потребления, причем не для потребления класса номенклатуры, а для потребления самих трудящихся. Люди хотят изобилия товаров для всех, а не для закрытых распределителей и для начальства; они хотят жилищ, а не казарм и не госдач; автомашин для рядового человека, а не танков и «чаек»; масла, а не пушек. Люди действительно хотели бы, чтобы процесс производства служил удовлетворению их потребностей. Эту-то цель рядовых тружеников и выдал Сталин за «основной экономический закон социализма».

Но в действительности между такой целью и экономической целью номенклатуры — основным экономическим законом реального социализма — непримиримое противоречие. Оно ярко отражает антагонизм общества реального социализма. Хорошо сказал о таком противоречии сам Сталин. В одном из своих последних произведений — «Об ошибках т. Ярошенко Л.Д.» — Сталин писал: «Тов. Ярошенко забывает, что люди производят не для производства, а для удовлетворения своих потребностей. Он забывает, что производство, оторванное от удовлетворения потребностей общества, хиреет и гибнет»^24.

Верно. Так оно и поступает.

Плановость экономики и сверхмонополия

Мои первые школьные годы совпали с годами первого советского пятилетнего плана. Мы изучали его по книжке Ильина «Рассказ о великом плане». Автор начинал с описания анархии капиталистического производства. Некий предприниматель в США вдруг приходит к выводу, что большим спросом будут пользоваться мужские шляпы, и начинает в безудержном темпе их производить. Его примеру следуют другие капиталисты. Все капиталы вложены в шляпное производство, шляпы переполняют полки магазинов, заваливают витрины и склады. Но столько шляп не нужно, они не находят сбыта — и вот разоряются фирмы, лопаются банки, безработные изнывают на бирже труда, свирепствует экономический кризис. Тем временем некий другой капиталист приходит к мысли развернуть производство зажигалок. Все капиталы тотчас вкладываются в зажигалочный бизнес — и опять переполняются полки, а затем лопаются банки. Иное дело — при плановом хозяйстве: все заранее мудро рассчитано, и товаров производится ровно столько, сколько нужно для удовлетворения неуклонно растущих потребностей советских людей.

Книжка Ильина нам нравилась: она была отпечатана на хорошей бумаге, какой мы больше нигде не видели, и в ней были фотографии добротных шляп и изящных зажигалок, которые плановая экономика СССР не изготовляла...

В Советском Союзе теоретический анализ плановости народного хозяйства все еще находится на уровне аргументации Ильина. Она обогащена, собственно, только одним — сталинским — тезисом: плановость хозяйства является закономерностью социалистической экономики.

С этим тезисом нельзя не согласиться. Действительно, план развития народного хозяйства — не случайная, а закономерная черта реального социализма. Только закономерность эта не таит в себе ничего мистического, а объясняется просто.

Вся экономика Советского Союза представляет собой, подобно фабрике моего венского собеседника, одно предприятие и принадлежит одному владельцу — классу номенклатуры. Этот класс полностью распоряжается своим предприятием, а точнее — гигантским синдикатом, каким является советская экономика.

Того читателя, который шокирован капиталистическим термином в применении к социалистическому хозяйству, можно легко успокоить: термин принадлежит Ленину. В книге «Государство и революция» он писал о пути к созданию экономики социализма: «...экспроприацию капиталистов, превращение всех граждан в работников и служащих одного крупного «синдиката», именно: всего государства, и полное подчинение всей работы всего этого синдиката государству...»²⁵

Шокируем еще раз читателя и охарактеризуем этот синдикат как сверхмонополию. Читателя же опять успокоим цитатой — на этот раз, правда, не из Ленина, а из коллективного труда советских авторов, выпущенного в Москве издательством Академии наук СССР. «Как бы ни крупны были капиталистические монополии, как бы ни сильна была концентрация собственности в руках государственно-монополистического капитализма (в отдельных странах до 40%), социализм достигает общей национальной концентрации всех основных средств производства, самой высокой концентрации собственности». Итак, сверхмонополия.

Сказано в коллективном труде и о государстве: «В этих условиях государство выступает как экономический орган. С одной стороны, как организатор производства, с другой — как регулятор общественных отношений между классами. И вместе с тем оно выступает как политический орган... »²⁶

Номенклатурное государство выступает как руководитель экономики, как менеджер сверхмонополии. Владелец же его — класс номенклатуры. Через свое государство он должен, естественно, спланировать работу своей сверхмонополии, как делает это на своем скромном уровне и швейцарский фабрикант.

Следовательно, удивляться приходится не тому, что в советской экономике есть план (его просто не может не быть), а тому, что он, не в пример швейцарскому плану, видимо, всегда составляется неудачно, ибо никогда не выполняется в том виде, в каком он был первоначально принят.

Удивляться приходится и тому, что план при реальном социализме не выполняет на деле функцию обеспечения нужных пропорций производства так, как твердит «Политэкономия социализма» и как полагают некоторые люди на Западе. Показатель того, что никто об этих пропорциях всерьез не думает, — всемерное поощрение ничем не ограничиваемого перевыполнения плана. Какая-либо отрасль, завод или цех могут произвести сколько угодно лишних, с точки зрения плана, деталей или единиц продукции — за это будут только хвалить. Почему? Потому что стремление заставить трудящихся производить за ту же заработную плату возможно больше полностью доминирует в экономическом мышлении класса номенклатуры, хотя изготовление продукции, в ряде случаев не находящей применения, бывает убыточно и фактически уменьшает размер получаемой прибыли. Номенклатура сама поощряет внесение диспропорции в свое якобы именно для соблюдения оптимальной пропорции планируемое хозяйство.

Класс номенклатуры безраздельно владеет экономикой СССР как единым гигантским синдикатом — вот подлинный главный фактор в организации экономики Советского Союза. Он-то и проявляется для внешнего мира в форме плановости хозяйства.

Неудивительно, что номенклатура с презрительным фырканием встречает сообщения о робких попытках западных стран тоже ввести элементы плана в свою экономику. Действительно, имеющее силу закона планирование экономики возможно только после превращения всего народного хозяйства страны в единый синдикат, принадлежащий господствующему классу. Пока этого нет, любой план будет лишь рекомендацией, вроде консультации со стороны конъюнктурных институтов. Реальный социализм сделал полезное дело, подавив идею введения плана в экономику. Это значительный его вклад в развитие мирового хозяйства. Только не следует смешивать с этой положительной стороной вопрос о фактических результатах номенклатурно-концернового планирования.

С легкой руки Маркса принято клеймить как анархический и стихийный регулирующий механизм рынка. В такой оценке есть правда, но далеко не вся правда. Да, капиталистический рынок анархичен в том смысле, что нет над ним некоего командующего руководства. Да, он стихиен в том смысле, что каждое его движение возникает не как результат осмысления всей ситуации на рынке и логический вывод из нее. Но в обоих этих пунктах отразилась не слабость, а сила рыночного механизма.

Помните детскую сказочку о тысяченожке, которая не смогла сойти с места, как только попыталась осознанно передвигать каждую ногу? Сказочка умная, и основоположникам марксизма следовало бы над ней задуматься. Впрочем, что говорить о какой-то тысяченожке! В нашем с вами организме, читатель, миллионы клеток, и каждая из них функционирует. Представьте себе, что вы взяли бы на себя — неизвестно зачем — задачу сознательно направлять деятельность каждой из них. Действовать они все в таком случае явно не смогли бы, а вы давно уже сидели бы в сумасшедшем доме, завязанным в смирительную рубашку.

Формируя в процессе эволюции от одноклеточных к высокоразвитым существам нервную систему, природа оградила сознание защитными механизмами, освобождающими его от работы, которая может быть произведена без его участия. То же можно сказать об обществе и общественном сознании. И только воспринятыми Марксом веяниями рационализма XVII века можно объяснить, что поклонник Дарвина об этом не подумал.

Рынок является защитным автоматически регулирующимся механизмом общества в экономической сфере. Он неизмеримо более эластичен, подвижен, способен к быстрой реакции, чем приказы даже самой дельной бюрократии, не говоря уж об отобранной по политическим признакам. Когда же вдобавок эти приказы даются на ряд лет вперед, окаменевая в форме очередного пятилетнего плана-закона, всякая эластичность экономического реагирования полностью исключается. Можно сколько угодно раздувать планирующие органы и плодить плановые показатели — результат даже в отдаленной степени не заменит саморегулирующего механизма рынка. Значит, рынок идеален? Нет.

Хотя его саморегулирование экономически эффективно, оно в ряде случаев оказывается несоциальным и негуманным. Такие элементы попросту не заложены в рыночный механизм. Поэтому возникают кризисы перепроизводства, безработица, банкротства. Механизм рынка дает много, но нельзя требовать от него всего на свете.

Возьмем для сравнения простой пример. В нашем организме чрезвычайно важен защитный механизм сна. Однако бывает, что он приводит к гибели человека — если, например, тот заснет за рулем машины: механизм засыпания к такому случаю не приспособлен. Правильно ли было бы в качестве вывода изобрести средство от сна, в результате чего мы могли бы водить автомобиль в любое время дня и ночи, но, разумеется, стали бы идиотами? Очевидно, нет: просто надо или не ездить ночью или предварительно выспаться. Иными словами, надо учитывать действие защитного механизма, не бросать ему вызов и таким образом не попадать под его удар.

Мы уже сказали, что идея плана в экономике полезна. Полезно внести в стихию рынка элемент осознанности ситуации и перспектив его развития. Полезно создавать не начальствующие, а хорошо информированные консультативные органы. Полезен составленный экспертами план-рекомендация.

Составленный же номенклатурными бюрократами план-закон, сопровождаемый разрушением умного механизма рынка, — экономическая бессмыслица. Она, разумеется, не прекращает процесса производства (это означало бы ликвидацию человеческого общества), но жестоко мстит за свое торжество, за подавление рынка сверхмонополий.

Только вот месть эта ударяет не по номенклатуре, а по ее подданным.

Тенденция к сдерживанию развития