2. Особенности австрийской школы маржинализма

Рассмотрим характерные черты, отличающие австрийскую школу в целом от других направлений маржинализма: лозаннской школы (Л. Вальрас, В. Парето), работ У. Ст. Джевонса и А. Маршалла, а также дадим индивидуальную характеристику каждому из трех ее основоположников.

Долгое время австрийская школа рассматривалась в западной экономической литературе лишь как одна из движущих сил маржиналистской революции, которая достигла меньших успехов, чем остальные, поскольку не владела математическим аппаратом. Такая оценка сложилась в середине 30-х годов XX в., когда различные направления маржинализма, казалось, навсегда слились в едином неоклассическом потоке и к тому же были отодвинуты на второй план в результате следующей революции в экономической науке − кейнсианской. Но в начале 70-х годов в ходе ослабления кейнсианства и возрождения острого интереса к микроэкономическому анализу выяснилось, что могикане австрийской школы Л. Мизес и Ф. Хайек (последний получил в 1974 г. Нобелевскую премию) пронесли через все эти годы некоторые важнейшие особенности австрийской школы, не давшие ей слиться полностью с неоклассической парадигмой.

Таким образом, по сравнению с лозаннской и кембриджской (англо-американской) школами маржинализма австрийская школа оказалась наиболее четко очерченной и долговечной. Можно с большой степенью уверенности назвать известных экономистов, принадлежащих к разным поколениям австрийской школы, включая наших современников. Это ее основоположник К. Менгер, его ученики Е. Бем-Баверк и Ф. Визер (хотя слушать лекции К. Менгера в Венском университете им не довелось, оба окончили его незадолго до того, как автор «Оснований политэкономии» получил там профессорскую кафедру), ученики Е. Бем-Баверка Л. Мизес и Й. Шумпетер, ученик Л. Мизеса Ф. Хайек и его ровесники Г. Хаберлер, Ф. Махлуп, О. Моргенштерн (один из основателей теории игр), последователи Л. Мизеса и Ф. Хайека И. Кирцнер, Л. Лахманн, Э. Штрайслер и др.

Сильное влияние различные идеи австрийской школы оказали на англичан Л. Роббинса, Дж. Хикса и Дж. Шэкла, шведа К. Викселля, голландца Пирсона, итальянца М. Панталеони, американцев Р. Эли, С. Паттена и др. Разумеется, австрийская исследовательская традиция у различных ее представителей проявлялась в разных формах и в разной степени, но во всех случаях проследить ее влияние можно.

Каковы же характерные особенности австрийской школы политэкономии? Прежде всего, это последовательный монистический субъективизм: все категории экономической науки австрийцы стремятся вывести только из отношения к вещи экономического субъекта, его предпочтений, ожиданий, познаний. Как настойчиво подчеркивает Менгер, любые блага сами по себе, с точки зрения экономиста, лишены каких-либо объективных свойств, и прежде всего ценности. Эти свойства придает им лишь соответствующее отношение того или иного субъекта.

Так, сущность процента состоит у них в разной оценке субъектом настоящих и будущих благ, издержки производства − в упущенной пользе, которую, как ожидается, производительные блага могли бы принести, если бы были употреблены не так, как на самом деле, а иначе, и т. д. При этом субъект у австрийцев не гарантирован от ошибок (он может, к примеру, неверно оценить свои будущие потребности и средства их удовлетворения), и эти его ошибки не будут «отброшены» рынком, а сыграют свою роль, участвуя наравне с более правильными оценками, в определении цены данного блага.

Особый акцент, который австрийцы делают на неопределенности будущего и возможности ошибок, огромное значение, придаваемое ими, особенно Менгером, знаниям экономического субъекта, имеющейся в его распоряжении информации, резко выделяют их на фоне других маржиналистов и делают их теории особенно важными в наши дни, когда проблема поиска и обработки информации находится на переднем плане экономических исследований.

Можно смело утверждать, что степень рациональности, требуемая от хозяйственного субъекта, находится в теориях австрийцев на порядок ниже, чем в моделях Джевонса и Вальраса. Это проявляется, в частности, в другой особенности австрийской школы, а именно в том, что австрийцы не употребляют не только математические методы исследования, но даже геометрические иллюстрации своих теоретических положений (как Джевонс и Маршалл). Конечно, это можно объяснить и тем, что основоположники австрийской школы, получившие юридическое образование, просто не владели техникой математического анализа. Однако главная причина совершенно иная. Дело в том, что применение в теории ценности дифференциального исчисления требует, чтобы исследователь принял некоторые дополнительные допущения. Во-первых, оцениваемое благо должно быть бесконечно делимым, или, что то же самое, функция полезности должна быть непрерывной, а не дискретной. Эта функция должна быть, во-вторых, дифференцируемой, т. е. иметь касательную в каждой точке, и, в-третьих, выпуклой, для того чтобы производная в каждой точке была конечной. Все три дополнительных условия вводятся для удобства вычисления и сужают круг явлений, объясняемых маржиналистской теорией. Что же касается бесконечной делимости, то это свойство настолько нехарактерно для большинства благ, что Джевонсу и Маршаллу приходится делать оговорку, что функция полезности относится скорее ко всей их совокупности, а не к одному субъекту (например, к жителям Ливерпуля или Манчестера). Но ведь для совокупности потребителей теряют смысл субъективные оценки и предпочтения! Кроме того, математическая версия теории предельной полезности предполагает, что хозяйственный субъект безошибочно находит оптимальный для себя вариант, что противоречит упомянутым выше положениям австрийцев (прежде всего Менгера) о неопределенности и ошибках. Поскольку австрийцы избегают употребления математического анализа, это позволяет им не только охватить своей теорией более широкий круг явлений, но и сохранить ее непротиворечивость и остаться в рамках несколько более реалистичной модели человеческого поведения.

Здесь мы подходим к следующей отличительной черте австрийской школы − методологическому индивидуализму. Все экономические проблемы австрийцы рассматривают и решают на микроуровне, на уровне индивида. Они не учитывают, что целое, т. е. общество, всегда больше суммы своих частей, не признают специфических макроэкономических явлений, несводимых к простой равнодействующей индивидуальных предпочтений и решений. По мнению В.С. Автономова, это объясняется стремлением австрийцев к вскрытию сущности явлений, причинно-следственных связей и их недоверию к функциональным зависимостям¹. В этом смысле австрийцы ближе к К. Марксу, чем к большинству экономистов-математиков, которые придерживались позитивистских взглядов.

В связи с методологическим индивидуализмом находится и примечательное отсутствие в произведениях австрийских маржиналистов развитых идей равновесия. Важную роль в австрийской теории занимает фактор времени. Меньше всех других маржиналистов австрийцы заслужили упрек в чисто статической точке зрения. Они не забывали подчеркивать, что ценностные суждения людей непосредственно зависят от того, на какой период времени они могут рассчитать удовлетворение своих потребностей («период предусмотрительности»). Именно фактор времени и связанная с ним неопределенность приводят к ошибкам участников обмена и не дают установиться общему равновесию, присущему вневременной системе Вальраса, где все цены и количества благ определяются одновременно.

Перейдем к характеристике некоторых произведений представителей австрийской школы маржинализма.

Книга К. Менгера «Основания политической экономии» состоят из трех больших разделов. Первый из них (главы первая − третья) посвящен краеугольному камню австрийской теории − учению о субъективной ценности. Менгер подчеркивает важность познания человеком их полезных свойств. Особенностью последних является их редкость, но любопытно, что Менгер избегает произносить этот термин, поскольку экономическим благо делает не абсолютная редкость, а превышение планируемой надобности в благе или «нужного количества» (специфически менгеровская категория, обозначающая количественно определенную потребность индивида на некоторый обозримый период) над количеством этого блага, которое, как ожидает индивид, будет ему доступным.

Глава третья − центральная во всей книге, она содержит теорию субъективной ценности. В отличие от других маржиналистов Менгер определял ценность благ не по количеству приносимой ими пользы, а по важности удовлетворяемых ими потребностей. Это, казалось бы, незначительное различие на самом деле играет важную роль. Оно свидетельствует о том, что Менгер: 1) разрабатывает теорию, которая позднее получила название ординалистской версии маржинализма: нужность каждого блага не имеет абсолютной величины, а выражается лишь в сравнении с полезностью другого блага (цифры в его таблицах носят условный характер и выражают не величину, а иерархию потребностей); 2) не связывает в отличие от Джевонса свою теорию ценности с гедонистическим толкованием природы человека, восходящим к Бентаму (за это маржиналистам, претендовавшим на объяснение «психологии» хозяйствующего субъекта, сильно досталось от современников-психологов.

В своей теории ценности производительных благ Менгер делает еще один смелый шаг − отказывается от разграничения трех основных факторов производства: земли, труда и капитала. Эту давнюю традицию он нарушает на том основании, что ценность всех видов благ, включая землю и труд, определяется на основе одного и того же сформулированного им принципа − ценности их продуктов.

Второй раздел «Оснований...» включает главы четвертую и пятую. Его содержание − переход от субъективной ценности к цене, т.е. к меновой пропорции благ.

Основная часть главы пятой посвящена образованию цен в различных условиях − при изолированном обмене, монополии продавца и конкуренции покупателей и, наконец, при двусторонней конкуренции. Менгеровскую теорию цены от всех прочих вариантов маржинализма отличает отсутствие в ней понятия однозначно определяемой равновесной цены: рыночная цена у Менгера может колебаться между оценками единицы блага наименее сильным из вступивших в обмен конкурентов и наиболее сильным из тех, кто так и не смог этого сделать. Чем больше конкурентов, тем уже пространство для колебания цен, но все равно какая-то часть цены в каждом случае объясняется не фактором субъективной ценности, а умением торговаться.

Работа Е. Бем-Баверка «Основы теории ценности хозяйственных благ» впервые была опубликована в 1886 г. в немецком журнале «Conrads Jahrbucher fur Nationalokonomie und Statistik». С первых же страниц хорошо заметно стремление Бем-Баверка навести более прочные мосты между теорией субъективной ценности Менгера-Визера и объективными ценовыми пропорциями, складывающимися на рынке. Для этого Бем-Баверк называет меновую ценность объективной ценностью, присущей самим материальным благам.

Достаточно указать на структуру книги, в которой автор выделяет две части: теорию субъективной ценности и теорию объективной меновой ценности. Рассуждая об иерархической шкале потребностей, он усиливает ее реалистичность тем, что делает в таблице пропуски, поскольку некоторые потребности могут удовлетворяться только целиком, а не частями (это следующий за Менгером шаг, удаляющий австрийскую теорию ценности от математической версии маржинализма). Бем-Баверк дает четкое определение субъективной ценности благ через ее предельную пользу.

Собственным вкладом Бем-Баверка является и его попытка найти количественное соотношение между общей ценностью данных благ и предельной полезностью. Бем-Баверк считает, что предельные полезности отдельных единиц данного блага обладают свойством аддитивности, но не мультипликативности. Предельная полезность единиц данного запаса (одинаковых по качеству) в случае суммирования будет неодинаковой, так как они предназначены для удовлетворения разных по важности потребностей. (Случай, когда блага изначально предназначены для продажи, Бем-Баверк рассматривает отдельно и мультипликативность там допускается.) Следует отметить, что предусмотрительный Менгер вообще обошел эту проблему стороной. Понятия богатства и имущества он разбирает до определения ценности благ и не возвращается к ним впоследствии. При этом Менгер настаивал на относительном, а не на абсолютном характере ценности и не предполагал возможности ее измерения в каких-либо единицах. Бем-Баверк же, пытаясь дать количественную оценку общей ценности, вынужден без должных оснований исходить из измеримости ценности, т.е. переходить к более уязвимой для критики кардиналистской версии маржинализма.

Стараясь приблизить теорию субъективной ценности к условиям «развитых меновых отношений», Бем-Баверк привлекает для объяснения отдельных трудных случаев понятие субституционной предельной пользы. Автор приходит к выводу, что ценность для человека потерянного зимнего пальто в большинстве случаев измеряется не его предельной полезностью, а предельной полезностью других благ, которые придется не покупать или продавать, чтобы купить пальто взамен потерянного. Она же в свою очередь зависит от цены пальто на рынке (чем оно дороже, тем больше потери других благ). Таким образом, в конечном счете, субъективная ценность данного товара определяется его же ценой. Этот логический круг с давних пор представлял собой основную мишень для марксистских критиков австрийской теории (начиная с Гильфердинга и Бухарина). К Менгеру же подобная критика неприменима, так как у него ценность благ определяется только интенсивностью потребности и наличием блага и никак не зависит от цены.

То же самое можно сказать и о зависимости у Бем-Баверка ценности от «отношения между спросом и предложением», богатства или бедности человека.

Главный вклад Бем-Баверка в мировую науку − идея о том, что постоянно существующая разность между ценностью продукта и определяемых ее величиной полных издержек производства (т. е. прибыль) зависит от продолжительности производственного периода. На этом тезисе построена Бем-Баверком теория капитала, прибыли и процента в его работе «Капитал и прибыль» (ч. II).

Большой интерес представляет также попытка Бем-Баверка объединить закон субъективной ценности с законом издержек производства. Автор признает за законом издержек статус правила, с помощью которого в частном случае неограниченных возможностей увеличения производства действительно можно измерить ценность «высокополезного» продукта, хотя сами издержки в конечном счете определяются ценностью наименее полезного (предельного) продукта.

Вторая часть книги – «Теория объективной меновой стоимости» отличается от изложения тех же вопросов Менгером следующим образом. Прежде всего, Бем-Баверк с самого начала приближает теоретический анализ к современной реальности и выражает субъективные ценности товаров в деньгах (он имеет на это право, поскольку ранее объявил об измеримости ценности). Проблемы монополии и несовершенной конкуренции у учителя изложены намного глубже, чем у ученика: покупатели, по Менгеру, могут купить себе не одну лошадь, а несколько: исследуется воздействие изменений предложения не только на цену, но и на количество купивших (у Бем-Баверка последнее фиксировано) и т. д. В то же время случай двусторонней конкуренции у Бем-Баверка разобран значительно основательнее (глава четвертая второй части). Следует, например, отметить, что поскольку Бем-Баверк в отличие от Менгера рассматривает ситуацию развитого товарного обмена, опосредуемого деньгами, он включает в рассмотрение субъективную ценность денег для покупателей, различающихся по уровню состоятельности (относительно имеющихся у них потребностей). Две заключительные главы работы Бем-Баверка посвящены весьма изобретательным попыткам встроить в австрийскую теорию субъективной ценности другие, альтернативные объяснения этого же феномена: «закон предложения и спроса» и «закон издержек производства». Бем-Баверк вносит полезные уточнения в понятия спроса и предложения: классическая теория понимала их как простые количества товаров, он же считает необходимым корректировать эти количества, учитывая интенсивность желания купить товар даже за высокую цену и желания его продать даже по низкой цене.

«Теория общественного хозяйства» Ф. фон Визера (1914) занимает в истории австрийской школы примерно такое же место, как «Основы политической экономии» Дж. С. Милля в истории английской классической политэкономии. Это «завершение системы», упорядочивание различных идей разных авторов, эклектическое стремление к компромиссам, максимальное расширение объекта исследования, иногда за счет меньшей глубины исследования (особенно по сравнению с менгеровскими «Основаниями»). Все достижения Визера идут по линии приближения абстрактного менгеровского анализа к хозяйственной практике. Так, именно из этих соображений Визер решительно отвергает аддитивный способ определения суммарной полезности данного запаса благ, когда каждая единица его имеет различную предельную полезность, и отстаивает мультипликативный способ, когда предельная полезность просто умножается на количество однородных благ. Далее, обращает на себя внимание детальная проработка соотношения между собственной предельной полезностью продукта и издержками по его производству (понимаемые как наибольшая полезность других благ, которые могли быть произведены с помощью данных средств производства). Визер доказывает, что в большинстве случаев эти величины достаточно близки и взаимозаменяемы, однако бывают случаи, когда резкое изменение наличного запаса благ или потребности в них может привести к их резкому расхождению. В этих случаях ценность определяется не издержками, а собственной предельной полезностью блага.

Наиболее существенным вкладом Визера в экономическую теорию австрийской школы является его решение проблемы распределения доходов. Для того чтобы разрешить эту проблему, Визер создает теорию вменения. Менгер пытается определить вклад каждого из средств производства в конечный доход с помощью мысленного эксперимента: он оценивал, как уменьшится доход вследствие утраты данного производительного блага, когда другим комплементарным благам будет найдено иное применение. Визер считает данный прием искусственным и не соответствующим экономической практике (к тому же в этом случае суммарный доход, приходящийся на все факторы производства, будет меньше ценности продукта). Его решение, пожалуй, ближе к вальрасовскому: мы должны найти несколько родственных продуктов (т. е. производимых с помощью одних и тех же производительных благ), оцениваемых на рынке по предельной полезности, и построить систему уравнений ценности, в которой количество уравнений (продуктов) будет равняться количеству неизвестных факторов производства. Решая эту систему, наблюдатель теоретически (а производитель − практически) сможет определить сравнительную предельную производительность факторов производства.

Большое внимание Визер уделяет также разделению производительных благ на общие и специфические и различным правилам вменения в каждом из этих случаев: специфическому производительному благу доход вменяется по остаточному принципу.

Эта идея Визера получила дальнейшее развитие в современных теориях прав собственности, в которых понятие собственности на предприятие и, соответственно, права на остаточный доход связывается именно с правом распоряжаться специфическим средством производства.

Визер далек, как от оптимизма английских классиков, и прежде всего Смита, предполагавшего гармоническое согласование частных и общественных интересов с помощью «невидимой руки» свободной конкуренции, так и от безоговорочного осуждения частнособственнического эгоизма в социалистической и коммунистической литературе. Он подчеркивает, что частная собственность неразрывно связана с экономической деятельностью. Но частная собственность немыслима и без властных отношений, господства и подчинения. Собственность и власть концентрируются в руках хозяйственных лидеров, в которых легко можно узнать прообраз фигуры «предпринимателя» − основного персонажа знаменитой теории экономического развития И. Шумпетера, ученика Визера. Но экспансия частного капитала, естественно, выводит капиталистическое господство за пределы экономической целесообразности и влечет за собой нежелательные общественные противоречия.