Обращение к конкретной истории сторонников «азиатской» гипотезы

Некоторые сторонники «азиатской» и «смешанной» гипотез — знатоки исторических фактов и источников. Доказывают ли они свои гипотезы на фактическом материале? Естественно было бы ожидать, что доказательства, которых мы не нашли в их дискуссионных статьях, содержатся в их же одновременно выходивших монографиях.

Конкретный материал, который подтвердил бы гипотезу азиатского способа производства, мы вправе искать прежде всего в книгах по истории стран Юго-Восточной Азии, так как именно этот участок востоковедческой науки породил в ходе современной дискуссии особенно много сторонников «азиатской гипотезы» (напомним выступления Л. А. Седова, М. А. Чешкова, В. А. Тюрина, Э. О. Берзина). Кстати, любопытный факт: в дискуссиях об общественном строе азиатских стран в качестве главного примера «азиатского» общества каждый раз фигурирует страна или группа стран, серьезное изучение истории которой началось сравнительно недавно.

В первой половине XIX в. за классическое «азиатское» общество выдавалось индийское. В конце XIX — начале XX в. история Индии была уже сравнительно исследована, Китай же знали значительно хуже, и вот в дискуссиях 20— 30-х годов главным прибежищем гипотезы азиатского способа производства стала история Китая. Еще позже, из современного китайского общества, после более или менее конкретного изучения его в конце 20-х годов, азиатский способ производства «ушел» в древний Китай — менее исследованную область. Наконец, в 60-е годы, когда в области истории Китая в СССР успела сложиться имеющая опыт и традиции научная школа, а по истории Юго-Восточной Азии такая школа только возникала, главным «доказательством» гипотезы азиатского способа производства сделалась история стран Юго-Восточной Азии.

Одну из книг по истории стран этого региона написал Ж. Шено. Справедливо упрекнув буржуазных историков за то, что они «не дали ни одного удовлетворительного анализа социальной структуры средневекового Вьетнама» [814, 47], он пишет о «феодальном» режиме, «феодальных» отношениях, резонно поясняя, что употреблять слово «феодальный» в узком смысле неправильно, так как «средневековый французский феодализм являлся лишь частным случаем социальной системы, сфера распространения которой была во много раз шире, простираясь от Франции до Китая через весь старый континент. Это система, при которой незначительная горстка

279

земельных собственников контролирует прямо или косвенно плоды труда крестьян» [814, 47].

Данные высказывания, как и многие другие [814, 48—87], показывают, что Ж. Шено вывел свою «азиатскую» гипотезу (с которой мы знакомы по его дискуссионным статьям) отнюдь не из конкретно изученных им фактов вьетнамской истории: из них, ь·ак видим, он делал вывод о феодализме во Вьетнаме. Шено специально подчеркивал, что еще в XIX в. сельское хозяйство Вьетнама «носило ярко выраженный феодальный характер» [814, 91] ²⁸.

Аналогичным образом обстоит дело и с вышедшими за годы последней дискуссии книгами по конкретной истории М. А. Чешкова [805], В. А. Тюрина [795], Э. О. Берзина 470], в которых никаких доказательств «азиатского» строя также не содержится. Более того, авторы вообще не пользуются этим термином, характеризуя традиционные общественные отношения Вьетнама, Индонезии, Малайи неизменно как «феодальные» (Л. А. Седов даже критикует за это монографию М. А. Чешкова [см. 741], хотя сам в своей монографии о Камбодже [737] также не прибегает к термину «азиатский способ производства»). Отражают ли указанные книги взгляды авторов до их перехода на позиции азиатского способа производства или, наоборот, свидетельствуют об отходе от данной концепции? Ответить на этот вопрос затруднительно, так как указанные монографии выходили и до начала дискуссии, и в период ее наибольшего размаха, и значительно позже. Но ни в одной из них не видно следов азиатского способа производства.

Мы никого не упрекаем, наша цель — просто показать, что в монографиях, т. е. там, где только и можно было доказать существование азиатского способа производства, ожидаемых доказательств нет. Историки, возмущавшиеся прокрустовым ложем «пятичленной» схемы, сами, когда дело доходит до конкретного исследования, группируют факты по той же «пятичленной» схеме. Она... больше подходит!