7.2.1. Неоклассический вариант

Трансформационные процессы в России начались в 1991 г. по неоклассическому сценарию, в соответствии с которым предполагалось «создать рыночные институты и обеспечить их эффективное функционирование». Идеологи радикальных ре­форм, располагающие поддержкой влиятельных международных организаций, таких, как МБРР и МВФ, в своих настойчивых рекомендациях по проведению рыночных преобразований сле­довали господствовавшей в 1980-х гг. теории неолиберализма.

В соответствии с неоклассическим сценарием темпы и резуль­таты переходного процесса зависят от целого ряда факторов:

- стартовых условий в экономике;

- переплетения внешних и внутренних факторов;

- выбора правительством стратегии реформирования;

- характера и устойчивости политических институтов;

- способности принятия правительством решений в условиях неполной и несовершенной информации;

- влияния извне на ход преобразований (а оно может быть как позитивным, так и негативным) и т.д.

Учитывая вышеперечисленные условия, вполне объективным можно считать вывод, сделанный рядом как западных, так и российских¹ экономистов в конце 1990-х гг., что в соответствии с критериями неоклассической экономической теории переход­ный (реформационный) период в России можно считать завер­шенным, поскольку достигнут объем дореформенного валового национального продукта. 1.Нестеренко А. Переходный период закончился. Что дальше? // Вопросы экономики. — 2000. — № 6.

Главный аргумент в пользу подобного вывода — в стране за десятилетие реформ сформировались в большей или меньшей степени основные рыночные институты, изменилась система формальных правил. Приводятся также следующие доводы:

1) рыночные преобразования в России набирают темп и уже необратимы;

2) российское правительство способно справиться с воз­никшими кризисными ситуациями за счет своего внутреннего потенциала, без помощи извне;

3) в отдельных случаях для решения экономических задач эффективны стандартные инструменты макроэкономической политики.

Однако, как признают большинство экономистов, оценка макроэкономических показателей не дает представления о внутреннем содержании процесса системной трансформации. Несмотря на перечисленные «плюсы», сторонники неолибе­рального подхода признают, что еще не создано стимулов для полноценного развития отдельных рыночных институтов, нет финансовых условий для стимулирования предприниматель­ской деятельности, остановки «бегства» капитала и возврата вывезенных финансовых средств, нет стимулов для развития наукоемких технологий и человеческого капитала.

Государство продолжает регулировать цены на отдельные товары, что часто ведет к снижению эффективности функцио­нирования экономики: например, устанавливая слишком вы­сокие акцизы на спиртные напитки, государство провоцирует рост теневой экономики; слишком низкие цены на отдельные виды вывозимого за границу сырья способствуют обогащению отдельных лиц или групп, а не увеличению поступлений в бюд­жет. Государство в отдельных случаях оставляет за собой роль «главного перераспределителя», создавая тем самым стимулы для незаконного получения льгот и роста коррупции.

Таким образом, проведенные в 1991—1995 гг. в России и других бывших союзных республиках СССР реформы приняли затяжной характер и в целом незначительно повлияли на рост эффективности экономической системы. Печальным итогом экономической политики этих лет стал развал ряда передовых и конкурентоспособных отраслей и предприятий в большей степени военно-промышленного комплекса; был утерян научно- технический потенциал значительной части исследовательских институтов, а ведь технологический и человеческий капитал являются важными факторами экономического роста.

Итак, если в начале 1990-х гг. господствовали мнения, в том числе и западных экономистов, о необходимости стремительных преобразований в России, то к середине стал очевидным тот факт, что для успешного изменения экономической системы необходимо наличие целого ряда институциональных факторов, создание которых определяется не только желаниями реформаторов.

7.2.2. Неоинституциональный вариант

Опыт российской экономики свидетельствует о том, что со­здание новых институтов, в данном случае, как было задумано реформаторам и, — «рыночного правового поля», не гаранти­рует спонтанного формирования эффективных институтов. Проведению любой реформы должна предшествовать оценка соответствующих трансформационных издержек и предполагаемых выгод.

При неадекватной институциональной структуре и удаленных от равновесия начальных условиях макроэкономическая поли­тика, стандартная для развитых экономик, может способствовать формированию институциональных ловушек.

Как показывает практика, период формирования институ­циональной базы рыночной экономики в различных странах длится по-разному: от года до нескольких десятилетий, в зависи­мости от соотношения в обществе отдельных групп институтов. В тех странах, где институты рыночной экономики на момент преобразований были более развиты (например, в ГДР, Венгрии и др.), формирование «институционального остатка» в пользу институтов рыночной культуры произошло за более короткий период времени — два—три года. В странах же со значительным перевесом в пользу институтов, сформированных командно-административной системой, например, в России и других бывших союзных республиках СССР, становление необходимых для рыночной экономики институциональных условий происходит гораздо дольше и может длиться не одно десятилетие.

Теоретически продолжительность переходного периода зависит от скорости создания новых институтов, причем речь идет не только о формировании новых формальных правил, но и неформальных норм. Лишь при условии их согласования будут эффективны механизмы принуждения¹, обеспечивающие соблюдение формальных правил игры в обществе (или факти­чески реформ).

Основная институциональная проблема переходного периода заключается в том, что темп перемен и время, которое должно пройти между их началом и достижением определенного резуль­тата, невозможно установить так же легко, как, например, при изучении естественнонаучных дисциплин.

Скорость перехода как в рыночной, так и в любой другой системе в немалой степени зависит от способности людей перерабатывать, усваивать и передавать новую информацию. В своей работе «Теория праздного класса», отталкиваясь от определения «институт — это привычный образ мысли, ру­ководствуясь которым живут люди», Т. Веблен делает вывод, что привычный образ мышления людей имеет тенденцию продлевать свое существование неопределенно долго, кроме тех случаев, когда к его перемене принуждают обстоятельства. Таким образом, унаследованные институты, образ мысли и т.д. являются консервативным фактором. Т.Веблен называет его фактором социальной инерции, психологической инерции (см. также Приложение к теме 7).

В его трактовке институты — это результат процессов, происходивших в прошлом, они приспособлены к обстоятельствам прошлого и, следовательно, не находятся в полном согласии с требованиями настоящего времени. Такой процесс отбора и приспособления в силу его природы никогда не настигнет по­ступательно меняющуюся обстановку, в которой в данное время находится общество, ибо окружение, потребности общественной жизни, под действием которых происходит приспособление и проводится отбор, меняются изо дня в день, и каждое последующее состояние общества, едва успев установиться, уже обнаруживает тенденцию к устареванию.

¹ .Помимо официальных механизмов принуждения (полиции, тюрем и т.д.) существует система моральных ценностей (общественное порицание, чувство совести и т.д.).

Структура общества изменяется, развивается, приспосабли­вается к изменяющейся обстановке лишь вследствие перемены образа мысли отдельных социальных групп или общности лич­ностей. В результате перераспределения положения людей в обществе происходящего от изменившегося способа обращения с явлениями окружающей среды, жизнь не становится одинаково более легкой для всех членов группы. Изменившиеся условия могут облегчить жизнь группе в целом, но перераспределение условий жизни будет приводить обычно к оскуднению или ус­ложнению жизни отдельных членов группы.

Испытывая потребности в средствах к существованию, а именно в деньгах, люди стремятся адаптироваться к новым ус­ловиям. Таким образом, экономические стимулы, или, точнее, денежные затруднения, играют одну из определяющих ролей в осуществлении институциональных изменений¹.

Описание сущности процесса формирования новых институ­тов, точно подмеченное и данное более века назад Т. Вебленом, находит свое подтверждение и при анализе институциональных изменений в настоящее время: субъектом институциональных изменений остается индивид, реагирующий на стимулы, зало­женные в институциональной системе. Если эти стимулы про­тивоположны тем, которые насаждаются реформами, то можно говорить о том, что преобразования будут протекать медленно и тяжело - напряжение в экономической сфере трансформируется в социальную напряженность, а это бумерангом отражается на политической сфере, что мы могли наблюдать в переходной России 1991-1998 гг.

Совпадение же или непротиворечивый характер стимулов обеспечивает быстроту и эффективность трансформации. Это объясняется тем, что институциональные изменения состоят из «адаптаций в рамках допускаемых возможностей к комп­лексу правил, норм и принуждения, которые образуют инс­титуциональную систему. Общая стабильность этой системы делает возможным обмен, протекающий в пространстве и во времени». Трансформации в институциональной системе оз­начают нарушение системы обмена.

1.Веблен Т. Теория праздного класса. — М.: Прогресс 1984. - с. 202-20З.

Согласно Д. Норту, стабильность институциональной сис­темы обеспечивается сложным набором ограничений, которые включают формальные правила, связанные друг с другом ие­рархическими зависимостями, где изменение каждого уровня иерархии требует больших затрат, чем изменение предыдущего уровня. В этот набор входят также неформальные ограничения, которые являются продолжением, развитием и конкретизацией формальных правил и хорошо приспособлены к выживанию благодаря тому, что составляют часть привычного поведения людей. Они позволяют членам общества совершать повседнев­ные обмены, не вдумываясь в детальное содержание условий каждого акта обмена².

Основная трудность институциональных преобразований — это несогласованность существующих неформальных норм с вновь принимаемыми формальными правилами, результатом которой может быть институциональный конфликт. Никакие законы не будут эффективно функционировать, если они не подкреплены неформальными отношениями.

Следствием институционального конфликта являются очень высокие трансакционные издержки (трансформационные и трансакционные) переходной системы, приводящие к замед­лению экономического развития и ставящие под сомнение дальнейший экономический рост. На практике эти процессы прослеживаются как в переходных экономиках, так и в странах «третьего мира».

В заключение можно сделать вывод, что институциональ­ные реформы, предполагающие создание новой экономичес­кой системы, можно считать завершенными, когда не только сформирована институциональная основа новой экономики, но и задана инерционность развития институциональной системы, предполагающей в большинстве случаев согласование формальных правил и неформальных норм, которые становятся устойчивыми и укореняются в поведенческих моделях. В случае изменения троектории развития общества создание новых институтов будет сопровождаться длительным сопротивлением уже существующих институтов.

1.Веблен Т. Теория праздного класса. — М.: Прогресс, 1984. — С. 202-203.

^2.Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. — М: Фонд экономической книги «Начала», 1997. — С. 108.

«Социальный и организационный капитал, необходимый gj осуществления перехода, нельзя насадить «сверху». Люди д00кны сами играть активную и конструктивную роль в транс- ЦХ&ши самих себя»¹. Таким образом, темпы преобразований деясят от ограниченной способности людей перерабатывать I усваивать информацию, иначе говоря, от накопленного прежними поколениями опыта восприятия информации или ^К^ушюнальной составляющей.

Особое место в институциональных реформах отводится созван ию эффективного государства, которому в отличие от неоклассического сценария отводится определяющая роль в формировании новой институциональной среды.